По уже сложившейся традиции, обсуждаем итоги уходящего года на страницах нашего портала.
В этот раз мы попросили «подвести черту» под уходящим 2017-м известного политолога, директора Института ЕАЭС Владимира Анатольевича Лепехина.
С Владимиром Лепехиным беседует Валерий Леонов
— Какие, на ваш взгляд, главные события уходящего года?
Владимир Лепехин
— 2017-й — это год столетия Великой русской революции. Многие события, которые в текущем году происходили, так или иначе затрагивали эту тему. В России было не только много дискуссий, с ней связанных, но и событий, несколько напоминающих идеологические и классовые противостояния 1917 года. Они были вызваны и нашими внутренними обстоятельствами, и мировыми процессами, которые так или иначе имеют с этой датой некую связь.
Многим, возможно, покажется наивным желание некоторых экспертов проводить аналогии между 2017-м и 1917-м. И тем не менее…
Начнем с того, что в 2017-м году имел место некий революционный процесс глобального масштаба, который является аналогом того, что происходило в России в 1917-м. Пока этого мало кто замечает, но через какое-то время станет совершенно очевидно, что события, произошедшие у нас сто лет назад, повторились в этом году, но только на планетарном уровне или, по крайней мере, на уровне развитых стран. Что имеется в виду? Если мы будем рассматривать события 1917-го и текущего года только в парадигме всяких социально-классовых и узко-политических подходов, то, конечно, не поймём всей глубины процесса.
Сейчас ведь, что происходит в нашем обществе? Дискуссия между февралистами и октябристами, между левыми и правыми, белыми и красными, условно говоря. И даже внутри левых сил есть разные подходы, потому что ленинская позиция отличается от сталинской, от позиции Троцкого. Кто-то себя эсером может считать. Но дискуссия идет на узко-политическом уровне. А существует другая методология, когда на все эти события можно посмотреть с надклассовой точки зрения, даже наднациональной. Эта методология носит название «цивилизационного подхода».
С точки зрения цивилизационного подхода мы видим, — то, что называется «Великой русской революцией», имеет отношение не только к событиям октября-ноября 1917 года, когда большевики взяли власть. Это достаточно длительный исторический процесс продолжительностью более двадцати лет, как минимум с 1905-го по 1927-й год. Речь идет о фундаментальных переменах в России, как в слабом звене «развитого» капитализма, который Ленин называл «империализмом».
Сегодня на глобальном уровне слабым звеном является Запад и конкретно — Соединенные Штаты Америки. Дело в том, что до избрания Трампа реализовывалась модель глобализации по-американски. Избрание Трампа и появление на политической авансцене его команды, в исторической ретроспективе — это появление коллективного Керенского. Другими словами, то, что сейчас происходит на Западе, это аналог февральской революции в России. Процесс этот сейчас идёт в гендерном формате, то есть попытка захвата власти на Западе, а следовательно и в мире, предпринимается, по большому счету, гендерными меньшинствами. Какова реакция незападного мира?…
Аналогично тому, как в 1917-м году против февралистов консолидировались большевики, так и в 2017-м году произошла консолидация традиционалистов. Аналогом большевиков в 2017-м году на глобальном уровне стал Китай. Если сто лет назад движущей силой революционных процессов была большевистская партия и так называемый «пролетариат», то сейчас это незападные страны во главе с Коммунистической партией Китая (КПК), по сути.
Такие аналогии могут хромать, но, в принципе, они говорят о тренде. То есть, февральская революция — это то, что происходит на Западе, а аналог октябрьской революции, сейчас такой левоориентированно-традиционалистской, — это переход к мировому лидерству Китая.
Смена мирового лидера, как и ровно сто лет назад, произошла в 20-х числах октября. Накануне съезда КПК американский президент Дональд Трамп подписал с Китаем и на его условиях фундаментальное долгосрочное соглашение на 250 миллиардов долларов.
Через две недели после этого, Госдеп США признал Иерусалим столицей Израиля. В каком-то смысле, это провокация, направленная на то, чтобы осуществить новый виток напряженности на Ближнем Востоке и, таким образом, повысить роль Соединенных Штатов Америки, утративших роль мирового лидера. По аналогии с 1917-м годом всё это похоже на корниловский мятеж, реакцией на который стало образование Директории во главе с Керенским. Можно провести и еще массу аналогий.
Самое главное, из того, что происходило в 2017-м году — это смена мирового лидера, это начало перехода от глобализации по-американски на другую модель. На сегодняшний день сложилось два варианта этой модели, два тренда — это глобализация по-китайски с одной стороны, а с другой — многополярный мир. Естественно, Россия выступает за многополярный мир и видит себя в качестве одного из его субъектов наряду с другими цивилизациями — это Америка, Китай, Индия подрастает, Европа и Евразийский экономический союз, или, скажем так, Евразия постсоветского пространства. Россия здесь играет роль собирателя. С мусульманским миром сложнее, там слишком много противоречий…
К сожалению, если рассматривать мировой революционный процесс на глобальном уровне, мы видим, что Россия из этого процесса во многом «вывалилась» в периферию. И если проводить аналогии с 1917-м годом, наша страна сейчас играет роль кадетов, так как на официальном уровне у нас во многом превалирует «февралистский» подход. Мы демонстрируем поддержку Китая, но в то же время не рвем связи с Западом, пытаемся выстроить отношения с Америкой и всячески им подыгрываем. Вот такая сложная позиция… Поэтому Россия находится в некоем «шизофреническом» состоянии, к сожалению. Оттого все ждут выборы 2018 года, определенности и преодоления этого шизофренического состояния. Либералы продолжают борьбу с Путиным в надежде, что в конце концов «февралистский» курс утвердится. Те, кто придерживается позиции противной либералам, идеи многополярного мира, надеются, что Путин жестко закрутит гайки по отношению к олигархическим прозападным структурам. В любом случае, роль России должна более или менее проясниться. Поэтому 2018 год будет годом серьезной политической борьбы внутри российских элит.
Во внешнем пространстве от России уже мало что зависит, потому что все базовые тренды реализованы, по крайней мере, предпосылки этого были созданы в 2017-м. Это переход к многополярному миру или, соответственно, переход Китая к идеологии одного пояса, одного пути, а на самом деле — к мировому лидерству. А весь западный тренд с их бесконечными выборами президентов и всяких там руководителей в Европе «посыпался». В Евросоюзе масштабный кризис, его время кончилось. Но этого не понимают не только западные лидеры, но даже многие политики на постсоветском пространстве.
— Не пытаемся ли мы в рамках ЕАЭС повторить опыт Евросоюза?
— Евразийский экономический союз — это способ защиты нашего пространства. К сожалению, в его документах до сих пор нет такого понятия как «экономический суверенитет». Но на практике реализуется именно это — цивилизационный экономический суверенитет, как условие выживания постсоветского пространства и России. Других путей просто нет. В противном случае, Россия станет периферией Запада, что, собственно, мы проходили в девяностые, либо — Китая.
Одной России маловато для того, чтобы противостоять другим цивилизациям, поэтому она должна расширить свое пространство и обеспечить коллективный суверенитет на равноправной основе с другими странами Евразийского экономического союза. В случае, если бы в своё время такой курс был провозглашен и последовательно реализовывался, то это уже давно бы произошло. Но, к сожалению, некоторые наши союзники не до конца понимают эти объективные тренды и продолжают упорствовать в своём непонимании. Например, в Беларуси, в Казахстане и других постсоветских странах – равно как и в России — часть элиты упорно стремится к проведению «многовекторной» политики, которая уже дала свои катастрофические плоды на Украине. Тем не менее, прозападные элиты постсоветского мира продолжают морочить людям головы о возможности некоего проевропейского пути. На самом деле, у всех постсоветских стран, за исключением разве что Прибалтики, может быть только один путь развития – евразийский. Все остальные варианты – от лукавого. Таков объективный закон цивилизационного развития
— Если говорить о коллективном суверенитете, в какой-то степени это относится и к кооперации в рамках БРИКС и ШОС?
— Конечно. В том-то и дело, что БРИКС — это замена «Большой семерки». Мы видим, что «семерка» падает, а БРИКС укрепляется. ШОС — это замена, в каком-то смысле — альтернатива «Большой двадцатке», которая раскололась на фракции, а ШОС набирает мощь и прирастает новыми участниками.
Есть и другие цивилизационные союзы — НАФТА (Североамериканское соглашение о свободной торговле. — Прим. ред.), Северо-Американский союз, Союз Африканских государств, который тоже понемногу набирает силу, Союз исламских государств и так далее.
ЕАЭС — это не столько альтернатива, но аналог других цивилизационных союзов. Будем надеяться, что в новом году он раскроет свой потенциал и это позитивно скажется на общей экономической и общественно-политической жизни в России и на всём постсоветском пространстве.
— Владимир Анатольевич, спасибо за обстоятельное интервью и с наступающим Вас Новым годом!
— Спасибо! С наступающим и всего доброго!
