Последние дни уходящего года определили тему нашей беседы с известным российским журналистом, военным экспертом Игорем Коротченко.
Мы попросили нашего собеседника кратко подвести итоги уходящего года.
С Игорем Коротченко беседует Валерий Леонов
— Игорь Юрьевич, так получилось, что Вашим интервью мы завершаем год на нашем портале. Какие события уходящего года вызвали Ваш особый интерес?
— Ну, во-первых, это конечно же успешная операция российских ВКС в Сирии, поскольку она, с точки зрения геополитических раскладов, решает очень многое.
В целом, год был успешный, хотя были и неудачи, и горькие потери — это и захват ИГИЛ Пальмиры, которая ранее была освобождена, это и трагическая гибель наших соотечественников, которые летели в Сирию, чтобы поздравить российских военнослужащих с Новым годом.
Тем не менее, мы видим качественное изменение ситуации — Россия воспринимается практически всеми крупнейшими мировыми игроками как самостоятельный и очень влиятельный центр силы. Кто-то радуется этому, кто-то, наоборот, ненавидит нас, но это факт.
В 2016-м году мы стали самостоятельным центром силы, и в 2017-й входим в новом геополитическом качестве ведущего мирового игрока.
— Вы согласны с утверждением, сделанным недавно в эфире одного из российских телеканалов, что «Россия прервала в Сирии «цепь цветных революций»?
— В Сирии никакой «цветной революции» не было изначально. Был вооруженный мятеж, переросший в создание террористического интернационала, который пытался свергнуть законную власть. Это не «цветная революция». Извините, это, грубо говоря, прямой захват власти вооруженным путем. В данном случае мы имеем дело с вооруженным мятежом, который дальше был переоформлен уже в масштабную военную интервенцию со стороны международных террористических организаций.
— А сама технология «цветных революций» сохраняет свою актуальность?
— Технологии «цветных революций» отработаны и по-прежнему будут использоваться в других местах.
— В прессе появились сообщения о неких кулуарных переговорах наших дипломатов с представителями мировых элит, на которых последние предупредили, что нам «сделают больно, Россия по-настоящему прочувствует боль» за ввод войск в Сирию. Как Вы считаете, убийство нашего посла, крушение самолета ТУ-154 — это та самая месть?
Я не сторонник конспирологических теорий. Еще раз скажу, что очень многие не рады нашим успехам и возросшему влиянию в мире. Против нас идет война в видимой форме. Что касается гибели посла — здесь надо разбираться. Я лично абсолютно уверен, что это не акт террориста-одиночки. Но насчет нашего самолета… Знаете, не надо конспирологии, идет расследование. Возможно всё гораздо проще и понятнее. Мне всё-таки кажется, что это либо ошибка пилотирования, либо какая-то техническая проблема, либо всё вместе.
— Наш Президент на днях практически повторил слова Александра III, заявив, что в настоящее время «мы сильнее любого потенциального агрессора и для того, чтобы сохранить это положение, нельзя расслабляться, недопустимы сбои в модернизации армии и флота и системы подготовки войск». Вы согласны с такой постановкой вопроса?
— Наши Вооруженные силы реализуют планы военного строительства исходя из принятых на Совете Безопасности решений. Да, идет плановая работа по обновлению нашего военного потенциала и укреплению нашей обороноспособности.
— О необходимости новой индустриализации России в уходящем году много говорили экономисты и политики. На Ваш взгляд, как должна происходить эта модернизация? Может быть параллельно с развитием ОПК?
— Надо понимать, что оборонно-промышленный комплекс и индустриализация — это две разных вещи. Потому что в области оборонно-промышленного комплекса у нас есть и новые производства, и техника, соответствующая мировому уровню. Я не знаю, где в других областях нашей экономики есть такие же примеры. Нельзя говорить, что у нас идет новый этап индустриализации, её пока нет, к сожалению. Да, новая индустриализация необходима, но для её проведения ничего не делается. Мы по-прежнему сырьевая страна. Но в области оборонно-промышленного комплекса потенциал сохранился и развивается.
— Может быть его использовать для запуска индустриализации в гражданской сфере, например с помощью конверсии?
— «Конверсия» не нужна. Это слово надо забыть как преступное! Конверсия — это когда вместо танков выпускают кастрюли, а вместо ракет — сковородки. Такое было… Это было преступление горбачевской, так сказать, «элиты».
Можно считать, что оборонно-промышленный комплекс развивал как военное, так и высокотехнологичное, гражданское производство.
Необходима не конверсия, а диверсификация, в результате которой оборонно-промышленные холдинги могли бы выпускать военную и гражданскую технику в соотношении 50/50. Мы говорим про оборонно-промышленные предприятия. К гражданской экономике это не имеет никакого отношения.
Других примеров индустриализации России я не вижу, не знаю.
— В Донбассе 2016-й год год заканчивается эскалацией военных действий, хотя многие считали, что конфликт будет заморожен, стабилизирован, перейдет в тлеющую фазу…
— Я не знаю, кто так считал… Украина официально поддерживает режим боевых действий, войны, нагнетания ситуации, это способ выживания политического режима Порошенко.
Я могу сказать, что ДНР, ЛНР должны заниматься полноценным государственным строительством, исходя из того, что с Украиной никакого компромисса уже не будет никогда. Украина этого не хочет и ей это не нужно.
— В заключение нашего интервью, что бы Вы пожелали нашим читателям?
— Верить в себя, в Россию, поддерживать своих родных, близких. Как не высокопарно это звучит, — быть патриотами. А это предполагает, прежде всего, любовь к Родине, к своему народу и своей семье. Ну и конечно же, хочу пожелать реализации желаний, удачи и счастья!
