Российский историк и публицист, координатор Группы информации по преступлениям против личности IGCP, директор фонда «Историческая память» Александр Дюков прокомментировал недавнее освобождение из застенков СБУ незаконно удерживаемых узников.
— Недавно на Украине из тайных тюрем СБУ выпустили 13 узников. Их имена Вам известны? Вы тоже боролись за их освобождение?
— Нельзя сказать что мы боремся за освобождение кого-либо, поскольку оказывать влияние на украинские силовые структуры это, конечно, выше возможностей любой правозащитной организации. Мы ведем учет людей, которые находятся в заключении у СБУ и которые пропадают без вести. На данный момент у нас учтено около тысячи человек с именами и фамилиями. Многие — с указанием точных адресов мест содержания под стражей. Те люди, которые были освобождены, в наших списках отсутствуют, что, в общем-то, говорит о проблемах с учетом. Мы должны понимать, что нормальный учет в существующих реалиях наладить чрезвычайно сложно.
— Почему мы больше не слышим сообщений о новых освобождениях, ведь пресса говорит о сотнях, если не о тысячах заключенных, да и Вы только что сказали, что в Вашем списке их «около тысячи»?
— Потому что в данном случае была попытка вполне понятная, попытка решить конкретную проблему, связанную с давлением международных организаций. Естественно, никто и не предполагал, что это частное освобождение повлечет за собой изменение общей политики украинских силовых органов, которые практикуют хищение людей и их незаконное удержание под стражей. Это была разовая акция, связанная прежде всего с политическими моментами. В общем-то, разовой акцией она и осталась.
— Почему позиция официальных российских властей такая слабая? Тем более, что МИД РФ заявил, что, возможно, среди незаконно-удерживаемых есть граждане России? Решили спустить всё это на тормозах? Это что, политически не целесообразно? Может быть дело в элементарном равнодушии?
— Нет, я не думаю что здесь имеет место равнодушие. Возможно есть действительно какие-то политические соображения, о которых мы не осведомлены. Но, с другой стороны, мы, конечно, должны понимать, что деятельность нашего посольства на Украине по причинам как объективным, так и субъективного характера, чрезвычайно затруднена. Вследствие этого, а также вследствие ряда других причин, рычагов по давлению на украинское правительство для освобождения заключенных у нас не так много. Собственно говоря, их практически и нет. Можно делать любые официальные заявления, это конечно поможет привлечь внимание к судьбам каких-то конкретных людей, однако в выработке конкретных механизмов освобождения, или хотя бы «сопровождения» заключенных, они мало помогут.
— Через западных партнеров не получается решать эти вопросы?
— Мы видим, что только тогда, когда практика похищений, осуществляемая украинскими силовиками, приняла вопиющие масштабы, об этом хоть как-то заговорили международные правозащитные организации. Заговорили в последнее время, хотя происходит это беззаконие с весны 2014-го года, и происходит весьма активно. Мы аналогичные факты уже оглашали и в 14-м году, и в 15-м, и на мероприятиях ОБСЕ. Всё было бесполезно, поскольку вся эта информация, естественно, игнорировалась. Мы должны понимать, что находимся в такой ситуации, когда даже самые откровенные преступления, совершаемые украинским руководством, покрываются западными правительствами и неправительственными организациями. В поле международных западных правозащитных организаций попадают только частные случаи, и, в общем-то, изменений здесь я в ближайшее время не ожидаю. Киевский режим для Запада — это «свои сукины сыны», которым, как диктаторам в Латинской Америке, находившимся под контролем Соединённых Штатов, были разрешены и убийства и похищения, и эскадроны смерти…
— Например, Сомосе в Никарагуа …
— Да. Их много было, — и в Чили, и во многих других латиноамериканских странах. Были похищения, были массовые убийства, всё это сходило с рук, хотя иногда и «критиковалось». Но в целом всё сходило с рук и не мешало западным странам взаимодействовать с этими диктаторами. То, что в 70-х годах прошлого века имело место в Латинской Америке, сейчас мы наблюдаем уже в соседней стране, которая ещё совсем недавно была частью нашей общей Родины. Да, знаете ли, уже наблюдаем у себя, а не где-то в Латинской Америке.
— Почему до сих пор не создано судебного прецедента по делу о применении пыток украинскими силовиками, тем более имена многих преступников известны, и даже некоторые из них, если верить СМИ, задерживались на территории РФ по разным поводам?
— На территории России никто из совершавших существенные преступления, разумеется, не задерживался. Да, задерживались участники украинских парамилитарных формирований, это было. Но право опирается не на общие заявления, а апеллирует всё-таки к фактическим доказательствами. А доказать их причастность к конкретным преступлениям, мягко говоря, сложно по той простой причине, что преступления совершались на территориях, где мы сейчас не можем проводить ни следственных действий, ни полноценного расследования. Помимо этого, данные преступления, как правило, совершаются не против российских граждан, а против граждан Украины. Соответственно, расследование этих преступлений находится вне юрисдикции российских правоохранительных органов. Что касается международных структур, таких как Международный уголовный суд, то по понятным причинам Украина затягивает вопрос ратификации соответствующего соглашения. В этом отношении она остается неподсудной и международным организациям. То есть, фактически данные преступления могут расследовать только силовые органы, которые сами эти преступления и совершают. Это типичный случай когда мы имеем дело с диктаторским режимом и оборотная, негативная сторона суверенитета государства…
— Скорее даже не суверенного государства, а марионеточного режима…
— Мы видим, что режим является недемократическим, это абсолютно ясно. Режим является репрессивным и активно-репрессивным. А кто конкретно им управляет, — олигархия, тиран или внешний управляющий, в данном случае для решения проблемы особого значения не имеет.
— В силу своей правозащитной деятельности и как историк Вы часто выступаете в качестве консультанта при производстве документальных фильмов. Скажите, насколько востребованы у современных кинодокументалистов консультации профессионалов? Не просматривается ли сегодня тенденция следовать художественному вымыслу под заданный сценарий?
— Если речь о художественном кино, то конечно, такая тенденция прослеживается, и в общем она понятна. Что касается документальных фильмов, здесь ситуация обстоит гораздо лучше. Художественный фильм прежде всего преследует цель собрать кассу и для этого необходима не столько документальная точность, сколько игра на эмоциях, которые вызовут реакцию у зрителя. Документальное кино производится, как правило, для телеканалов. И хотя вопрос о рейтингах, просмотрах здесь тоже стоит, но задача непосредственно сборов всё-таки отступает на 2-й, 3-й план. Это позволяет делать документальные фильмы не по художественным лекалам, а с привлечением специалистов, с привлечением консультантов. В этом плане у нас ситуация обстоит достаточно прилично, благодаря чему наше документальное кино находится на хорошем качественном уровне.
— Вы продюсировали фильм «Война в Донбассе. Круги ада», отмеченный Дипломом Первого фестиваля документального кино «Евразия.DOC» «За проникновенное отражение человеческой драмы». Каковы Ваши впечатления о прошедшем фестивале и планируете ли Вы участие в следующем, в 2017 году?
— О фестивале у меня остались самые приятные впечатления, потому что фильмы демострировавшиеся в его рамках действительно заслуживали всяческого внимания, и действительно очень важны были для меня, в данном случае как зрителя. Помимо этого, фестиваль предоставил возможность общения с интересными людьми. И это для меня было чрезвычайно важно, и для моих коллег тоже. Что же касается участия в следующем фестивале, то это зависит, в какой-то степени, от судьбы. Если у нас будет фильм к тому времени, с которым мы сможем выйти на фестиваль, если нам подвернётся «фестивальная» тема, если мы сделаем это, то конечно будем очень рады еще раз принять участие в фестивале. Но предсказать, что будет в 17-м году, я боюсь, сейчас ещё невозможно.
— Большое спасибо за интервью. Желаем Вам творческих успехов и в любом случае, ждем Вас на нашем фестивале — и с фильмом, и в качестве зрителя, и как авторитетного, уважаемого нами эксперта.
— Хорошо, спасибо!
Записал Валерий Леонов
